МАЛЕНЬКАЯ ЗЕЛЁНАЯ ЧАСОВНЯ В ЛЕСУ

Западное побережье славится своими вековыми лесами, и, чем ближе к столице, тем они глуше и непроходимей. Они поднимаются перед путником стеной мрака и смыкаются над его головой, как чёрная болотная вода. И уж только от своевольной судьбы зависит, не разразится ли гроза...

Обычно в Столицу ездят восточными дорогами; даже западные купцы предпочитают делать большой крюк, торгуя по пути с южанами; но если кто-то спешит, то волей-неволей ныряет в чёрную глушь, молясь своим богам о снисхождении.

Так же поступила и молодая всадница, в один из пасмурных осенних вечеров безуспешно высматривающая дорогу среди одинаковых тёмных стволов. Ничего, кроме влажного подлеска, не было видно, и её лошадёнка брела, полагаясь на свои инстинкты. Всадница не могла определить даже времени - надвигалась гроза, и небо было таким же мрачным и угрожающим, как и лес вокруг. Всадница нервно оглядывалась и бормотала про себя: "В такую погоду люди дома сидят!" Теперь она жалела о своей опрометчивой самоуверенности, с какой в обед уезжала с постоялого двора: кажется, она заблудилась в сырой мгле, лошадь едва тащилась, снова хотелось есть... Но всё это, конечно, ерунда по сравнению с начинающейся грозой.

Свет становился всё ярче, его отблеск ложился на замшелые стволы, и вскоре оказалось, что это светится окошко совершенно идиллической часовни, старенькой, выцветшей, но крепкой и аккуратной. Неуместность её в глуши западных лесов очевидна, но отказаться от этого убежища просто нелепо, и всадница спрыгнула в сплошную лужу под ногами - вода была везде, низвергалась с неба, хлестала с ветвей, лилась с неё самой и с её лошади.

Меся ногами глину, она завела свою кобылу в небольшой сарайчик, пристроенный к часовне. Лошадь сначала нервно прядала ушами и фыркала в темноту, но успокоилась хозяйкиными поглаживаниями и обнаружившимся в яслях овсом.

А сама хозяйка ещё раз, поёжившись, нырнула в мокрый ревущий кошмар и поскорее захлопнула за собой дверь часовни. Пусть теперь хоть всю ночь льёт! Пусть беснуются в грозу все твари! Её профессия - чудеса, она легко поверила во внезапное спасение и, не задумываясь, принялась приводить себя в порядок: отжала волосы, разделась и растёрлась сухим полотенцем, найденным в притворе, там же развесила мокрую одежду, вытрусила из сумки слегка отсыревшую смену и оделась.

В нефе было светлее - в маленьких стенных нишах горело несколько свечей. Она зажгла ещё с десяток и осмотрелась. Сначала часовня напомнила ей склад, но она не могла не догадаться, отчего на стене рядом с Марией висит Меч и меховое панно с жутковатой сатирской асимметрией. В одном из углов тонко пахли гномьи венички сухих трав, развешанные над крохотными инструментами; в другом улыбался Будда; на потолке сияло язычески-лучистое солнце; одна из стен была разрисована квадратными многоярусными божками; другая заплетена пышным плющом...

Даже глупая провинциалка узнала бы - не то, что ведунья, рождённая и ученная (впрочем, тоже не из столицы - из северных лесов, где уже пятый год после распределения лечит распухающие от зелёных ягод животы поселенской ребятни). Итак, ради неё из легенды об Артуре вынырнула Зелёная часовня, привечающая всех прихожан во всех Мирах. Ей даже не захотелось думать о том, какая опасность ждала её.

Она порассматривала ещё, но тепло, аромат - тот смешанный запах трав, ладана и воска, который наполняет любой храм, - и тихое потрескивание фитильков разморили её после холода и мокряди, она уселась на застеленную циновкой лавку в большой нише, поджала ноги и сложила руки на животе. Сквозь стены проникал лишь слабый шелест грозы, мирно переглядывались Будда и Мария, и ведунью стало клонить в сон от покоя и безопасности.

Она задумалась и почти забыла, что хочется есть. Завтра утром она поедет дальше и к обеду будет в городе. Там друзья, праздник Осени - и новая судьба. Может, ей повезёт, кому-нибудь понадобится хорошая волшебница, и она не попадёт в такую глушь, как та, куда её после магистратуры отправили усмирять гордыню... Но! Она одёрнула себя: не загадывать, не загадывать, иначе она снова вернётся к своей бестолковой помощнице, которую уже тоже пора учить, и будет лечить распухшие животы...

Дремотные мысли были перебиты далёким, но жутким воем. Она схватилась с лавки, прислушиваясь. Снова послышался вой твари, затем какой-то странный рёв, всё приближавшийся и закончившийся грохотом у самого порога, и громко хлопнула открывшаяся и закрывшаяся дверь.

- Чёртова погодка! - прорычал кто-то тёмный и мокрый, возясь в приделе, среди её вещей. - Кто здесь?

Она всё ещё стояла у своей лавки и, уже успокоенная человеческим голосом, не знала, как ответить.

- Женщина. Хорошо, - громко говорил пришелец, разглядывая её одежду и пытаясь избавиться от мокрого плаща.

Наконец сбросив плащ на пол, он ввалился в неф и рухнул на вторую лавку. Она так и стояла, растерянно глядя на незнакомого мужчину - когда это было в последний раз? А он стащил сапоги, небрежно отшвырнул их в темноту и вытянул длинные ноги.

- Перевязать способна? - грубо спросил мужчина, подкатывая окровавленную штанину. - Проклятая кляча свалила меня в самое болото, и я распанахал себе ногу!

Она закрыла рот и сощурилась - от самого колена вниз нога была глубоко распорота чьими-то клыками, и из четырёх ран кровь била фонтаном. Одним волшебством здесь не поможешь! И она выхватила жгут из своей сумки...

Ему, наверное, было непереносимо больно - кое-где белела кость, от ядовитого укуса загноилась плоть, - и ведунья беспокоилась больше об этом, чем о его ощущениях, щедро поливая раны самодельным антисептиком и ланцетом отхватывая чернеющие на глазах клочья мышц, - но он сидел беззвучно, закусив бледные губы. И вот домашняя медицина сделала своё дело - раны чисто зарозовели и боль отпустила. Тогда он криво улыбнулся и заговорил, пока она мыла руки в чаше со святой водой:

- Ты смотри-ка: ведунья, - как профессионально меня отделала! Смелая девица, мне повезло... Ну, небось поняла, кто меня так? И не испугалась, а? Вваливается среди ночи мужик, суёт под нос немытую ногу - и она даже не бледнеет! Ты кто?

Однако пришло время магии, а его напряжённая речь мешала ей сосредоточиться, и теперь уже она грубо бросила:

- Заткнись!

Он вздёрнул бровь, но послушно замолк и закрыл глаза.

Как всегда, не хватило времени для поддерживающих тайну и престиж бормотании, бросаний порошка на свечки, кружений и закатывания глаз. Она просто уселась на пол и протянула руки.

Под ладонями возникло мерцание -- на лбу выступила роса - тёплый свет волшебства потёк по ноге - заломило плечи - ткани начали восстанавливаться, быстро краснея от крови, - зазвенело в ушах - кость скрылась под мышцами - заныла шея - медленно, с хрустом связалось сухожилие - из носа на губу капнуло солёное тепло - и она откинулась назад. На его коже остались красноватые рубцы.

- Не могу больше. Будь проклят тот, кто выпустил тварей в Мир!..

Рубцы засочились бледной юшкой.

- ... и да будет он прощён от всего сердца! - торопливо добавила она, чуть не плача. Добро - всем!

Он восхищённо рассматривал свою голень, а она едва слышно говорила:

- Слушай, у меня нет сил пока что, так сильно порвали, что... погоди, я уйму свою кровь... Чуть-чуть... Я голодная... Устала и испугалась... подожди, я доделаю... Шрамов не будет...

- Да хрен с ними! Как тебе это удалось? Не каждый бы сделал такое!.. Так ты кто? ... А, нет! Подожди-ка!

Он встал, топнул ногой, словно примеряя новый сапог.

- Говоришь, голодная? Тут я тебе помогу.

Он ушёл в придел и принёс свой кожаный рюкзак. Выложил оттуда на лавку хлеб, сыр, ветчину и помидоры, осторожно достал оплетённую бутылку, сбил сургуч, налил из неё в жестяной стаканчик и подогрел вино прямо над шандалом.

- Вёз домой. Но тебе оно нужнее! Нет, не хватай, горячее, а тебе ведь нужны здоровые чувствующие руки?

Не касаясь стаканчика губами, она отхлебнула пряно пахнущее, бордовое вино и чуть не захлебнулась густым медовым вкусом.

- Да что смотришь? Из южных подвалов, ему лет триста... На, держи, уже остыло! - он ткнул стаканчик в её подрагивающие руки и принялся быстро нарезать свои припасы. - И ешь побольше. Когда-нибудь я тебе расскажу, кто... от кого...

"Когда?" - подумала она. Разве она может удержать такого мужчину рядом? Видно: не из нищих, добротная одежда и небрежность от привычки к ней, свежий и негрубый хлеб, вино трёхсотлетнее. И ещё - самолюбие, гордость, ум, сила. Он обязан ей и не простит этого, он найдёт, нет, его найдёт сотня других женщин, роскошных, столичных... Боги, сидела бы в своей глуши, старилась и учила девочек по-домашнему колдовать! Как теперь забыть эти светлые глаза?!

- Отвернись!

Его голос изменился, почти не узнать, от весёлой насмешки - словно другой человек - и всё тот же...

- Я хоть вытрусь - весь мокрый!

И он стащил рубашку через голову.

Не смотри, дура, не забудешь - не успокоишься!.. Вот бы эти руки обняли!

- Что, нравлюсь? Не тебе одной! - смеётся, загребая светлые пряди назад. Вот видишь, ешь, пей и благодари молча и не глядя.

- Да что покраснела, красавица?

Нет, не слышать!

- А плакать и вовсе ни к чему! - это слегка растерянно - и, лишь перевязав бёдра полотенцем, за подбородок поднимает лицо к себе. - Что, что, о Мечи и Мечники, что я сделал?!

Влюбил... И вдруг серьёзные глаза - как сталь Меча над алтарём.

- Колдунья...

Что он делает?! Целует? Сам? Догадался? Как же, я же... Боже!

Как устоять - женщина зовёт!

- Вернёт силы - лучше всех вин Мира... Или откажешь?

Нет - наверное, от мягкого сияния и едва уловимого аромата, дразнящего обоняние, не хочется и не получается сопротивляться своим чувствам. Тёплая волна внутри делает всё простым и чистым, как в начале Мира, и никакая скверна не проникнет внутрь часовни.

Нет мыслей, вроде "чужой", "незнакомый", "первый раз вижу", и жгучая краска не заливает всю до самых пят, но зато неожиданно мягкие руки - у Мечника! - извлекли её тело из одежды, как цветок из бумаги, - и, словно в тёплую воду, - в умелую нежность. В ласки, улыбки и поцелуи, от которых слабо алеют щёки и светится счастьем взгляд.

Прыгали язычки свечей, метались неясные тени по стенам, улыбались боги, блестели влажные тела...

Но всё ещё темны были тени под её глазами. Тогда он снова встал, снова с улыбкой и снова с насмешливым взглядом, и снова налил вина. Три века из подземелья заставили обоих разговориться.

- Я-то? На коронацию, будь она неладна! Ну, кому это надо? - теребя пряди белёсых волос, непонятно сердился он.

- А я и не знала... - млея на сгибе его руки, пробормотала она.

- Так чего же понесло?

Она улыбнулась - совсем её мысли! Потом объяснила - возвращается из распределения, не может больше там, в лесу... Почему, не стала говорить - зря себя хвалить. Хочет найти своё место... Сила переполняет её, в Мире она может сделать больше! Хочется посмотреть Мир... Леса - родина, но пора увидеть горизонт!

- Расскажи о коронации?

И тут он заговорил недомолвками. Не нужна вся эта показуха Соревнований, безжалостная бойня братьев. Кое-кому и престол не нужен. А наследовать должен лучший, а не сильнейший. И его вот зря вытащили, а ведь его дороги вели не в Столицу, а к морю!.. Только сколько бессонных ночей понадобится, чтобы сломать традиции...

- Любишь море?

- Никогда не видела...

- Эх ты, ведунья! - всё с той же ласковой насмешкой, от которой вздрагивает сердце. - Ничего. Когда-нибудь...

И сам уже мыслями далеко, без неё. Да и что она ему?

Подумала: вот настоящий Странник - с дорожной тоской в серых глазах, с выгоревшими волосами, расчёсанными ветром, и уже навсегда смуглой кожей. А она? Хозяйка чужих очагов, вечная нянька большим и малым, привязанная к месту своей магии.

Пошевелилась, пытаясь незаметно отодвинуться, но он словно ждал этого - крепко схватил за локоть.

- Куда? - это уже жестковато. - Лежи!

Ишь как... Но не она первая, не она последняя - одинокая дурочка на дороге.

И тут же - нежно гладит по лицу, любуется - не глядя, оторваться не в силах...

И снова обнять поднявшиеся над ней плечи...

Гроза отбесилась, ласково зашептал просто дождь, мигнув, утонул в горячем воске фитилёк последней свечи, и темнота укрыла два сплетённых, словно связанных тела.

А утро совсем не напоминало о бурной ночи. Солнечные лучи золотили мох под деревьями и песок подсохшей дорожки, где-то в желтеющих кронах похрустывали ветки, с листвы и хвои изредка с хрустальным блеском слетали капли.

Она с минуту полежала, слушая, как в его груди мерно бьётся сердце, затем встала и оделась, выглянула, щурясь, наружу и снова вернулась к спящему. Он бледно улыбался, и она решила не заметить, что это счастливая улыбка. Ведунья присела, глубоко вздохнула и одним плавным движением вдоль ноги свела до белых полос оставшиеся с вечера рубцы.

Тихо собралась. Словно и не была здесь, даже свечи новые и вода чистая. Ещё раз обернулась запомнить лицо уж насовсем и не видеть других - и выскользнула из часовни.

В конюшне рядом с её кобылой стоял... она даже не поверила - настоящий мотоцикл, сверкающий хромом из-под брызг глины.

Кляча?! Да кто же этот парень?! Не так уж много в её Мире таких машин, и одна из них его. И где ему удалось взять столько магии механического движения, чтобы добраться с самого юга?

Она поспешила вывести свою кобылу - и вскоре они выбрались на торную дорогу, оказавшуюся, конечно, за ближайшими зарослями. Она невесело думала, что это последнее чудо Зелёной часовни.

Осеннее солнце прошло половину своего пути, и над сильно поредевшим лесом затрепетали флажки праздничной столицы. Через несколько минут ведунья уже въезжала за городские стены, в волнующуюся человеческую массу, гудящую, смеющуюся, спешащую во все стороны...

Почти сразу на постоялом дворе она встретила свою подругу по Академии, тоже вернувшуюся в поисках лучшего места, и они вместе окунулись в горьковатый хмель последнего осеннего праздника. Незатейливые ярмарочные развлечения, от которых она отвыкла, совсем закрутили её, отвлекая от воспоминаний, и она пила, пела и танцевала до упаду, чтобы засыпать сразу, едва коснувшись головой подушки.

Они разыскивали однокашников. Не все решались покинуть насиженное место, не все возвращались в столицу искать более выгодного нанимателя.

Но были и такие - не пожелавшие сидеть в глуши, не сошедшиеся характером с хозяином, решившиеся заняться преподаванием или глубже зарыться в теорию Магии. Они приносили слухи о других знакомых. Тот погиб от грозы или людей, тот решил стать лесным стражем, очищать чащи от нечисти, тот отправился на границу Миров, та вышла замуж и заправляет небольшим графством, другая рожает детей южному рыбаку, ещё один стал странствующим Магом...

Услышав об этом, она чуть не расплескала пиво. В шуме таверны никто не обратил внимания на её тихий вскрик. Один решился. Только один. Был тихим и незаметным, но талантливым - и вот отправился изучать практику Магии по всем концам Мира - север, запад, юг, восток, - искать места особой Магии, исследовать её разновидности, собирать новые знания... Нет человека в Мире, которому бы грозило больше опасностей, чем странствующему магу, - и он решился. Его ждёт настоящая жизнь, неповторимая судьба. А она - стала на этот путь (была же, была в Зелёной часовне!) и отказалась, испугалась трудностей... А ведь Зелёная часовня зря не свела бы двоих в дороге!

Увлёкшуюся самобичеванием, её застал врасплох вопрос подруги:

- Пойдём завтра посмотрим, кого короновали?

- Да, - сказала она, хотя старательно избегала всего, связанного с наследованием, и не ходила ни на один этап Соревнований.

- ...Говорят, происходит что-то невероятное - дерутся до первой крови, но так, словно для себя уже решили, кто займёт престол! - рассказывала подруга, захлёбываясь от восторга, - на её глазах менялись традиции веков и явно в разумную сторону.

Но ведунья не хотела слушать - и слишком оживлённо перебила:

- А о ком мы ещё не знаем?

И они принялись перебирать имена...

Только свои мысли всё равно перебить не смогла - не спала всю ночь, металась на грубых простынях. Бросить всё, найти того, из Зелёной часовни, найти часовню... Но как? Где её теперь встретишь? Как окликнешь того, своего, если даже имени не узнала? Раньше бы собрала все свои силы, бросилась бы искать, только надеясь, а теперь... Нет, придётся всю жизнь так и просидеть на одном месте и жалеть об упущенном шансе...

Разбитая и слабая, тащилась она за подругой в бодрящем холодке осеннего утра, кутаясь в плащ, и грустно размышляла, что вот тот, из часовни, наверное, немало сил приложил, чтобы сделать эти Соревнования последними, а ведь это очевидно: править будет самый достойный, а не самый сильный. Недаром так странно ведут себя принцы, а вот она слабая и нерешительная, нет, не зря её затолкали после Академии в ту глушь, там ей и место, дуре этакой, раз не видит очевидного, раз сама прошла мимо своей судьбы! Ведунья...

- Ведунья! Вот ты где! - знакомый голос, крепкая рука на её локте.

Он - серьёзные глаза, едва заметная усмешка, верхом на мотоцикле. И - пластырь на щеке, меч на боку, круги под глазами. Постой, сердце...

- Что ж ты сбежала, красавица, теперь бледная ходишь? Нехорошо - часовня ведь... Думаешь, ногу починила, и прости-прощай?

- Нет, ведунья! Принцы такого не позволяют!.. Да что ты сразу рот открываешь - вроде с первого взгляда не догадалась?

- Ты... Это ты... - в ужасе от догадки - коронован!

Хохочет - до коренных зубов.

- Нет, его даже не поцарапают! Ведунья - тоже мне! Или всё никак в себя не придёшь? Выходи за меня замуж? Все дороги к твоим ногам.

- А? - не оторвать глаз - думала ведь, навсегда потеряла. Даже не слышно, что он говорит. Что это подруга так смотрит - ошалело и улыбаясь?

Трясёт за плечи и почти орёт в ухо.

- Замуж!.. Или откажешь? Думай - незавидный муж. Хоть и принц, да бездомный - не сидится на месте.

Смеётся - знает, не будет отказа.

В полуобмороке: подруга обнимает, смех и слёзы, толпа машет руками...

Очнулась за городом - под колёса летит дорога, мелькают серые стволы. Судьба набирает обороты - быстрее и быстрее... Куда?

Вдруг он притормозил, упёрся одной ногой в дорогу и, полуобернувшись, сказал:

- Знаю одно местечко - тихая часовенка в лесу и совсем рядом.

- Зелёная часовня?!

- Ну, ты же хотела, - улыбается, словно сам построил.

- Но как же?..

- Я-то не ведун, но знаю - Высокая Магия такие дела на половине не бросает. Разве нет?

- Да!.. Но как же я не подумала?!

- Ничего, научишься! В дороге. ...Знаешь, подарю тебе на свадьбу - море!

В желтеющем лесу виднелись выцветшие зелёные стены.