3.

Её поставили четыре с половиной столетия назад, в память о победе над гоблинами в восточных болотах. Так как до этого практически на том же месте, уже стояла одна колона, то эту назвали Новой. Через три десятка лет старая колона была разрушена при непонятных современных историкам обстоятельствах. А Новая... осталась Новой. Закутанный в грязно-коричневый плащ и с той же шапкой на голове, Роуллэр, а это был именно он, узнанный Вайленом, стоял в условленном месте. Он курил какую-то дешевую папиросу, что продают, наверное, в самых грязных кварталах города. Рядом с ним не кого не было. Хотя ощущение такое, что где-то кто-то рядом стоит и наблюдает за тобой. Попытки оглядеться результатов не дали: не то что бы никого рядом не было, только вот... не был Вайлен следопытом или воином, чтобы чувствовать засаду, чужие, следящие за тобой глаза.

- Я вижу, ты не спешишь, - обычным тихим голосом провещал Роуллэр, - понимаю...

- Когда это мы перешли на "ты"? - Вайлен изобразил удивление на лице.

- Брось... бросьте, Гусмерайн, если вам так угодно. Скоро вы и вас будет звать на "ты" полгорода, если я не ошибся в определении того, зачем вы приехали к нам. Впрочем, время идет. Нам пора.

Роуллэр, закутавшись сильнее в свой плащ, пошел в сторону Приоры - еще одной большой улицы Гасталласы. Он двигался быстро и бесшумно, как рысь в ветвях дуба. Очень скоро, они прошли часть Приоры, и свернули на какую-то незнакомую Вайлену небольшую улочку. Далее, опять поворот, еще один... Вайлен старательно пытался запомнить дорогу, но, с не привычки, это ему почти не удавалось. Скоро, они, похоже, куда-то пришли. Роуллэр подошел к каким-то малоприметным дверям старого обветшалого дома и ударил три раза, после чего из окна над входом высунулась старушечье лицо:

- Что надо, фулиганы?

- Ваша милость, Герцог Разульина прибыл ко двору Его Величества!

Вайлен ожидал, что на бред его спутника старушка разразится непристойной тирадой слов, но... видимо, это был пароль. Буквально по прошествии несколько секунд двери открылись. Не широко, ровно на столько, чтобы Роуллэр смог пройти, а вслед за ним и Вайлен. За дверью оказался...

- Осторожнее! Береги голову!

- Берегу, берегу...

Роуллэр вел своего спутника по лестнице вниз, куда-то в недра здания, а, может, и всего города. Дорогу освещал факел в руке ведущего, при этом Вайлен еще подумал, а почему не масляная лампа?

- Сейчас будет балка! Ага! Вот она. Итак, мы почти пришли, - Роуллэр подвел Вайлена к двери, которой кончался спуск, - теперь ты... вы должны мне пообещать, что все увиденное вами здесь, все, останется тайной. Вы обещаете?

- Глупо, Роуллэр! Я - Гусмерайн и не даю скоропостижных клятв.

- Нет, Милорд. Сейчас другая обстановка. Если вы не даете слово - то будьте любезны вернуться. Вы с легкостью найдете выход, я уверен... Также, уверен, что более этого дома вы найти не сможете...

- Прекрати! Вы что думаете - я трушу?

- Нет, конечно, я это не говорю...

- Но думаете! Димабл с вами. Вот мое слово - если в этом доме, если это вообще дом! Если здесь не происходит ничего противного имперскому закону, если я не буду принужден к нарушению сего... Приватность сих жилищ останется таковой! Вот мое слово!

- Я рад, милорд. Прошу Вас!

И он открыл дверь.

Тысячелетия тайн, казалось, скопились за дубовыми створками, скрепленными тяжелыми чугунными скобами и петлями к стене. Так долго открывалась эта старая дверь. И это того стоило. Грязный подвал сменился роскошным салоном в стиле староимперских аристократических бань юго-востока. В огромной зале, с прекрасными мраморными колонами и куполообразным потолком, сплошь покрытым диковинными рисунками в стиле "даркадалических ночей", когда буйная яркая зелень сочетается с фантастическими картинами южных животных. По полу, если так можно назвать эти сплошные лесенки и переходы, отделяемые друг от друга уровни декоративными перилами и бордюрами, всюду, лежали нюнгарские и саинские ковры тонкой работы, а на коврах возлежали...

...Назвать их богинями Вайлен не мог, ибо был, как известно, истинным имперцем и верующим в силу Пути, то есть не признающим наличие богов, кроме сынов Аджа, да и те не боги, а "силы небесные". Не был он и в гареме кагана Нюнгары, чтобы сравнить их с тем наипрекраснейшим собранием женской красоты. Но одно точно - Вайлен был впечатлен обилием и блеском полуобнаженных тел прекрасной части рода человеческого. Десятки цветов глаза и кожи, при тысячах оттенков, длины волос изобилие... Они возлежали на коврах, как лежат в лесу цветы на полянах. Нет, это не сад и не цветник, это дикое поле...

- Роуллэр! Я вижу, вы не один? - к пришедшим подошел экстравагантного вида полный господин, одетый в широкий камзол без пуговиц и восточные шаровары, в которых любят ходить негоцианты, приехавшие с южных портов Срединного моря. Толстые пальцы, сжимавшие какую-то странную плетку, были утыканы перстнями и кольцами разных форм и размеров.

- Ах, Лаарина, представьте себе. Я нашел истинного знатока и любителя восточного искусства, - Роуллэр подмигнул Вайлену, мол, поддержи, - он очень интересовался вашей "хайлафой", считает, что только в Лияне делают настоящую...

- О, Роуллэр. Перестаньте! - сказал толстяк, - не смешите меня, я прекрасно знаю все ваши шуточки. Не сомневаюсь, что наш гость - знаток востока, но "хайлафа" в Лияне" - это только ваша, причем истинно бредовая, идея, не так ли?

- Полноте, разлюбезный Лаарина...

Вайлен уже не слушал диалог двух выживших из ума демагогов. Он увидел Мрак.

Где-то далеко, совсем не здесь, играла виолончель, напевая старинный любовный мотив, что слышал Вайлен и многие другие отпрыски старинных родов с детства. Переходы звуков щекотали слух и воображение, строя фантасмагорические картины, не реальные по своей сути, а не только форме или содержанию. Среди звуков плыл великолепный корабль, судно, яхта с белыми парусами из нежнейшего гронглийского шелка. Она плыла, эта яхта, искусно огибая рифы человеческих тел и спускаясь по крутым порогам переходов и лесенок. Нежнейшие ножки, босые, как первозданная трава в глубине леса, почти не касались... Нет! Они просто не касались пола. Руки сами собою плыли рядом с телом, лишь великолепнейшими плечами обозначая единство. Перебирая в воздухе как весла древних галер, они несли сие великолепие... к сожалению, в сторону. И лицо прекраснейшей жительнице южных светил обращено на восток, но не на Вайлена, огорчая его и предвосхищая тайную надежду. Которая оправдалась буквально через мгновение...

...Музыка, начавшаяся как нежнейший поток воды со склона скалы в предгорьях Южного Асталона, постепенно усиливала свой бег, превращаясь в мятежный поток горной речушки, с ее порогами и перекатами. Вот. Пройден один порог, другой... вода вскипает, как кровь Вайлена при виде сей красоты. Руки неведомых сильнее тревожат струны божественного инструмента, рождая мысль о мятеже мыслей в юношеской голове. Он возжелал, нет, он сделает. Он подойдет к своей яхте, он найдет ее среди волн. Он станет с ней одним целым, даже и, не понимая, что это такое. Он и она. Он видит и слышит, как и она. Видит. Удар. Еще удар. Руки порыв. Сейчас!

Кровь ударила в голову.

Лишь моргнув, она взглянула на него. Незнакомка взглянула на Вайлена.